Оккупационные будни

Наряду с этим, по заданию «особняка» С. И. Шмырёва, мы регулярно сообщали №№ в/ч, которые снабжались у нас всевозможными материалами. Я составил схематический план города с указанием всех немецких учреждений и отдельных домов, занятых представителями «расы господ». Вспоминается забавный, эпизод, когда в нашей кухне появился неизвестный священник в рясе, домогавшийся личной встречи со мной. Отозвав меня в соседнию комнату, он со сконфуженным видом спустил штаны, извлекая из недр кальсонов тщательно запрятанное письмецо Шмырёва... Партизанское командование многократно наказывало нам не связываться ни с какими городскими подпольщиками, справедливо опасаясь возможной провокации. Увы, мой Тадуеш пренебрег предупреждениями, связавшись с диверсионной группой, притом скрыв это от меня. Его вооружили автоматом и дали задание: подорвать английской магнитной миной телеграфный столб напротив почты, куда тянулись многочисленные провода. Столб крепился на двух рельсах, из которых лишь один был перебит взрывом. На уцелевшем рельсе столб продолжал стоять. Нашелся провокатор, который выдал участников группы, арестовали и Горбатовского. Пока длилось затянувшееся следствие, у меня, естественно, не было ни одной спокойной ночи: ведь под пытками Горбатовский мог не выдержать, и тогда мой арест был бы неизбежен.

И вот в канун нового, 1944 г. мне приснился, что называется, «вещий сон». Я задыхался, оказавшись в дымоходной трубе. Все мои попытки выбраться на поверхность оказались тщетными: и снова и снова обрывался. Полностью выбившись из сил, я сделал последнее отчаянное усилие, увенчавшееся успехом. Глотну» свежего воздуха, я почувствовал себя спасенным. В тот же день я помогал соседям в молотьбе на ручной молотилке. Стояла ясная, морозная погода, градусов под двадцать. Вдруг откуда ни возьмись, появилось небольшое облачко, разразившееся бешеной метелицей. Один из нашей толоки пошутил, припомнив народное поверие: никак, кто-то повесился. Действительно, именно в это время на площади Свободы, напротив ул. Суворова, на виселице оказались семь подпольщиков, среди них Тадеуш.

Чтобы не нарушать хронологии повествования о Горбатовском, мне приходится теперь вернуться к некоторым событиям конца 1942 года. С 1940г. у нас снимала квартиру семья брестского еврея Гольдберга, которую выдворили из пограничного Бреста. В Кобрине он устроился на работу в маслопром. Осенью 1941 г. наряду со всеми евреями семья переселилась в гетто А. Когда летом 1942 г. было вывезено на Бронную Гору для истребления населения гетто - В, Гольдберг с рядом иных евреев стал тайком готовить для себя замаскированное убежище во дворе маслопрома. Закончить его успели накануне таталитарного истребления гетто-А осенью 1942 г. Спустя не сколько дней после этих трагических событий, моя мать, доившая вечером корову, сообщила, что в нашем сарае скрывается Гольдберг. Естественно, сразу пришлось поставить его у себя «на довольствие». Устроился на сеновале. Нашу озабоченность вызывало лишь то обстоятельство, что по вечерам к нему пробирались уцелевшие сотоварищи, абсолютно не умевшие говорить шепотом, а их бормотание услышали соседи, которые стали прозрачно намекать на укрывающегося «пана Г». К счастью, наш секрет дальше не разошелся, и мы избежали неминуемой расправы. Так пронеслось несколько недель, начинали донимать холода. Наш подопечный упорно отказывался последовать моему совету и податься к партизанам. Вместо этого он настойчиво допытывался, где еще уцелело гетто. По полученным мною, казалось бы, достоверным сведениям, таковое сохранилось в соседних Пружанах, куда наш гость и решил пробираться. За эти недели Гольдберг изрядно оброс бородкой, которую решено было сбрить. От нервного расстройства руки его до такой степени тряслись, что брадобреем впервые в жизни пришлось стать мне. Естественно, подбородку моей жертвы было нанесено множество порезов, с чем он стоически смирился. С тяжелым чувством снабдили мы его на дорогу чем могли, наряди ли в кожушок. От предложенных карбованцев отказался, сказав, что больше полагается на золотишко, которого имеет предостаточно. Вредный, наивный Гольдберг! От пережитого он явно рехнулся, намереваясь откупиться золотыми монетками при задержании немцами или полицаями. Что с ним сталось, так и осталось тайной. Повидимому, до Пружан не добрался...

Теперь перенесемся к лету 1944 г. Миновала третья годовщина начала всесветной бойни. Красная Армия вела неудержимое наступление. Через Кобрин устремилось на запад множество черномундирных полицаев с Украины, в которую входила Кобринщина, и гражданских беженцев. Они рассказывали ужасы о расправах немцев над мужчинами, которые пытались уклониться от эвакуации. Укрывающихся искали с собаками и на месте пристреливали. Приходилось серьёзно задуматься.

Мартынов, А. Оккупационные будни / А. Мартынов // Кобрынскі веснік. – 1995. – 28 красавіка.